В одной небезызвестной поговорке как-то говорилось, что усердие и труд все перетрут – ее корней, причин возникновения и, главное, способов использования Вивиан не знал, однако подозревал, что то старание, с которым он игнорировал Черри, должно было вклиниться где-то между «усердием» и «перетиранием». Последнее на правду походило куда больше, однако кот, являясь абстрактным «всем», отчего-то не исчезал, полной тушей, лишенной хоть каких-то рамок вежливости, расположившись на любезно предоставленных ему ногах. Словно рыбка, заплывшая в аквариум с акулой: и маленькая, и глаза мозолит, что те начинают болеть, - далеко не рыбий нос, окруженный ореолом усов, то и дело выплывал из-за барьера, являющимся вовсе не водорослями неправильной формы, и оставлял влажные следы на экране, чуть ли не переваливаясь через крышку ноутбука, когда кошачий взгляд вылавливал в неизведанном подводном мире мышку. Хитрую, как спрятавшийся во льдах мамонт, и быструю, как сбежавшее от Черри приличие. Впрочем, последнее его мало волновало, уступив место природному любопытству, вынуждающему со всем имеющимся у него азартом пытаться лапой хотя бы задеть наметившуюся цель, в последнюю секунду ускользающую от пристального внимания выпущенных когтей.

Однако у всего найдется не только начало, но и закономерный конец, к которому пришел и Черри, настолько увлекшись охотой, что не только перестал призывно надрываться, пытаясь перекричать любую сирену и заставить ее завидовать, но и, не обдумав своего поведения и даже не задумавшись над таковым, перепрыгнул через крышку ноутбука, решив, что в бой должны вступить самые подвижные части его мохнатного тела: усы, попытавшиеся окружить противника, были вынуждены отступить вместе с головой, которая так некстати оказалась в плену у этой самой крышки – Харви, не обрадовавшись сочетанию произвольных клавиш, нажатых котом, чуть ли не захлопнул ноутбук. Возможно, животное со сплющенной мордой, пролезавшей во все щели, интересовало его куда больше, а заголосившее нынешнее домашнее животное бросилось наутек, виртуозно заворачивая на кухню.

Намек был понят, переработан и даже услышан, ведь безжизненный экран, скрывающий под непроглядной тьмой проделанную работу, не подавал признаков жизни. 

- Ты хоть понимаешь, что бабы сами по себе краше не станут? – поинтересовался Хилл, устремляя хмурый взгляд на перевернутую миску, рядом с которой уже величественно плавал кот, кругами обозревая вверенные ему владения. – Знаешь, мне тоже насрать на их внешний вид, - молодой человек подошел к шкафу, резко открывая тот за многострадальную ручку, что от столь грубого обращения была уже готова отвалиться и уползти к лапам здешнего повелителя. – Но, блять, это моя работа, - завершил свой короткий монолог Вивиан на радужной ноте, после которой наверняка должен был появиться лепрекон, однако на подводную арену вплыла лишь самая обыкновенная пиранья.     

Ее размеры лишь немного превышали размеры Черри, однако посмеялись бы любители рыб, когда узнали, что столь безобидное зубастое существо является грозой не только мохнатых и обремененных усами водоплавающих, но и самых настоящих акул, которые в страхе забиваются в холодильник, стараясь и носа не казать. Однако у Харви для этого были весьма существенные причины, в народе бесхитростно названные товарищами и друзьями, уже который месяц любезно интересующимися, будет ли свадьба и когда ждать первых детей столь странного союза. Нервозы же, выработанные на почве полной несовместимости, пышными букетами мухоморов расцветали в квартире, заполоняя собой абсолютно все пространство: невзрачный, неприглядный, абсолютно банальный и ни в одном месте не идеальный Кацуми не только уже почти с год мучил отказами и без того замученную нервную систему Хилла, но и доставал неопределенностью, вызванной отсутствием этих самых отказов.

- Вот знаешь, - молодой человек повернулся к Шимицу, - ты тоже мог бы посодействовать и дать этому чертовому коту попробовать свои учебники – это куда лучше, чем гоняться за курсором, а потом со всей гребанной дури прыгать на клавиатуру и посылать ко всем гребанным чертям мои старания. Если эта тварь хочет жрать, то это не мои проблемы, ведь с котом живешь ты, а жрать он просит не у своего законного супруга, а у не спрошенного гребанного любовника. Вы свои проблемы на почве ревности уладили бы, да и изменять Черри с книгами выше моего понимания.

Вивиан достал молоко, припасенное специально для активно завертевшегося животного, которое, вопреки всем стараниям Харви, запрыгнуло на стол, начиная обхаживать совершенно холодный и безразличный к его стараниям пакет.

- Ни член не вставить, не подрочить… - глубокомысленно произнес он, завершая свой относительно гневный монолог. Гневный настолько, что от него завяли бы цветы, а золотые рыбки стали бы моргать выпученными глазами по прошествии трех секунд.

Друзья же, считавшие, что Хилл рожден для любви так же, как слон для балетной пачки, недоумевали, с какого страшного и огромного перепугу молодой человек не только продолжал попытки что-то выстроить, пытаясь деликатно лишить подобные отношения третьего хвостатого звена, но и все больше заболевал. Фигурально, смертельно и в то же время печально. Однако самое главное – никто с этим ничего сделать не мог.   

- Впрочем, плевать. Если Черри умрет голодной смертью, то мы оба будем знать, кто виноват в его голодной кончине, - что было тут же поставлено под сомнение, как и прочность пакета из-под молока, зарыдавшего горькими молочными слезами, стоило только коту устать от людской болтовни. – Да блять же! То одна скотина, то другая – вы меня заебали.

Кто, что и почему – кот не удостоил своим вниманием, плавно под аккомпанемент шлепка, спускаясь со стола и прячась за богатырскую миску, способную защитить от всех напастей. Да и факт, что молоко полетело следом, его волновало мало, - Харви слишком часто бывал не в духе, чтобы обращать на это внимание.

Осень, гормоны, пираньи. Чего уж особенного?..

- Кота он мне покормит, краской его хрен знает какой напичкает… – Харви разве что оставалось поморщиться и не так уж сильно, как на самом деле хотелось бы, ударить Кацуми по руке, чтобы тот не лез не в свое дело и на чужое имущество рот не разевал. У пираний вообще плавники короткие, а вот зубы зато острые, как сосульки на доме отца зимой, – вниз не свалятся, но вероятность заработать зияющую дыру всегда найдется, даже если только в воображении. – А до этого, значит, у нас мысли не возникало, - уже менее браво, хотя более ядовито заговорил Вивиан, наконец-то и внезапно осознавав один ключевой и чересчур смущающий наглость факт – японец находился до неприличия близко, имея прекрасную возможность заставить Хилла заработать инфаркт. Воображаемый, однако не менее болезненный для лелеемого самолюбия, что тихонько скулило где-то в нижней части мозга, едва ли напоминавшего головной. 

Молодой человек даже щеку прикусил от нахлынувшего чувства беспомощности и абсолютной неподвластности ситуации: ни на стол не усадить, ни дать хорошенько по типичному азиатскому лицу со всей дури, чтобы резко переключиться на другую скорость и упорхать в далеки края, как улитка в соседнюю комнату, – связанные спереди руки имели весьма скудный доступ к не менее лелеемому телу, которое то под одежду удирало, то котом закрывалось, в такие моменты напоминая тандем Черри с миской. Бесполезно, комично, но совершенно нечестно – миска-то не шипит, лапами не размахивает в приступе неконтролируемого полета, хвостом никуда не лезет.

- Ты бы другой условный рефлекс вырабатывал, - выдохнул Хилл, отводя взгляд в сторону и отодвигая кошачий корм подальше от вездесущего кота с японцем. Если последний теперь уже вряд ли возжелал бы попытаться накормить животное, то второй, поняв всю бессмысленность тщетных попыток повелевать миской и приказывать ей самостоятельно заполниться до краев любимой рыбой вперемешку с шоколадом, решил идти в наступление. Кошачья морда застыла в радиусе поражения ногой, пригнувшись к полу и вопросительно шевеля ушами – внимания на нее не обращали, продолжая о чем-то самозабвенно говорить на глупом человеческом языке. – Совершенно другой, - пробормотал сам себе Харви, разворачиваясь к корму и делая вид, что осенившая его печальная мысль никак не подействовало на упавшее боевое настроение, распластавшееся под носом домашнего животного, словно лист под тушей слона.

С другой стороны, Вивиану всегда говорили, что лучшая защита – это наступление. Лучшая защита для запятнанной чести – уронить достоинство другого, только было бы что ронять. Книги, например, которые, словно сторожевые псы в опочивальне великого короля всех ходячих энциклопедий, или в простонародье среднестатистического банального японца, готовы были не то чтобы укусить, а навалиться всем весом собранных в них иероглифов, напрочь задавив литературное японское достоинство молодого человека, который имел все шансы остаться с шрамами в виде слов на лице на всю жизнь. А с первой же стороны, действовать нужно бы решительно и критично, словно гром с ясного неба, поражающей своей логичностью: пираний все же не за плавниками расцеловывают методично день изо дня, сделав перерыв на добрые два месяца, а в самый настоящий саблезубый рот.     

- Да и вообще… - что было дальше, Хилл раскрывать не стал, открывая пакет с кормом и пожимая плечами. Действительно, что он вообще может сделать в этой ситуации, если только не позволить Кацуми выйти победителем из словесной баталии? – Как баба, - не менее пространно закончил он не сформировавшуюся мысль, косо посмотрев на Шимицу.

Кот же косо посмотрел на обоих, так и не поняв, почему открытый пакет с кормом обделяют вниманием, - задать столь актуальный вопрос он не решился, будучи прекрасно осведомленным о возможностях человеческого мозга.

- То даешься, то не даешься, то бегаешь, то прибегаешь – весь из себя такой непостоянный, как Белоснежка с этими гребанными гномами… Ни хуя не понятно, но Белоснежка же! – молодой человек в очередной раз выдохнул, резким и нервным движением подгоняя к себе запасную чистую миску, в которую вскоре полетел и долгожданный корм. Он, в отличие от поведения и резкой смены темы, казался логичным, дожидаясь участи быть съеденным, а ждать приходилось долго, потому что Хилл не только замер в руках с миской, но и с мыслительным процессом испытывал определенные трудности, которые вертелись вокруг шапок гномов, подола принцессы и явно лишнего в перечне образов Кацуми. – Я понимаю, что у вас реальные проблемы с чувством юмора, но, блять, не доводить же все до крайности, не быть же прекрасным гребанным и ни хуя не делающим изваянием, которому похуй на мое гребанное поведение, - миска вместе с рукой оказалась над задравшим голову котом, несколько недоумевающим, как он будет есть, если еда так высоко, - которому вообще похуй на мое существование, - несколько гранул плавно сорвались вниз к расшевелившемуся от счастья Черри, - за которым я, блять, с год хвостом хожу, как какой-то дебильный пес, который хочет элементарного понимания и заботы, который… да, Черри, блять!

Домашнее животное, явно не насытившееся полученным ужином, попыталось допрыгнуть до руки, но не успело – миска вместе с рукой взмыла вверх под предводительством злого взгляда Хилла.

- Мяу!

- Все, проехали, я сбился. Из-за тебя, четвероногая тупая тварь, из-за тупой истерички, которая требует работу завтра, а ты ее, скотина тупая, угробила, из-за этого тупого недотраха… Да вы меня оба зае…

Что там было дальше и «заели» ли его Черри с Кацуми, никто не узнал, потому что кот, приловчившись и выждав, когда активная и резвая миска окажется в пределах досягаемости, прыгнул вверх, хватаясь лапами за первое попавшееся и надеясь зубами стащить еду. Тот факт, что когти впились в руку, его волновало мало, да и попытка удержаться, укусив ее, волновала еще меньше.

- Да твою же гребанную мать, Черри! – еще громче и злее закричал молодой человек, отправляя миску к ее соотечественнице на полу, как и кота, резво прыгнувшего спасать разлетевшуюся еду. Еще потеряется, заблудится и будет бояться!

- Я тебя придушу, уебок ты несчастный!

Харви хватило одного взгляда на руку, чтобы оценить всю плачевность будущей жизни Черри и краткосрочность оставшихся ему минут. Царапины и укусы не только ныли, но заныли еще больше, стоило только ему тряхнуть рукой, пытаясь хоть как-то унять жжение вместе с растущей, словно воздушный шар, злостью. Только отчего-то у животного еще было время в запасе, чтобы спокойно дожевать корм и понять, что он вновь не наелся.