Чем дольше Ксавье учился на факультете журналистики, тем больше недоумевал, почему когда-то захотел поступить именно сюда, а не, например, на банковское дело, где ладить нужно было не с людьми, а с бумажками, что не кусаются, не заставляют краснеть и заикаться. К тому же родители явно одобрили бы выбор сына, решив, что воспитали того правильно. Именно так он себя почувствовал и в этот раз, когда понял, что партнера у него не будет, - почему-то никому не захотелось провести чуть больше времени в компании стеснительного, но жаждущего работать и совершенствоваться юноши, отчего пришлось самостоятельно собираться с силами и решать все от начала и до конца.

Каждый раз им выдавались сложные и порой непосильные задачи, от озвучивания которых Сильверстайн совершенно терялся и робел, боясь даже вопрос задать, ведь реакцию окружающих знал наверняка – ему хватало и того, что некоторые молодые люди пользовались его наивностью и ни раз провоцировали слезы, которые, правда, удавалось ото всех скрыть. К тому же так хотелось сохранить хрупкое равновесие, образовавшееся совсем недавно, и отдохнуть от издевательств – две недели юноша спокойно передвигался по просторным коридорам корпуса, не боясь лишний раз вздохнуть или чихнуть, потому что для других людей он перестал существовать. На время, но даже это радовало: девушки больше не заставляли краснеть, а милая и настойчивая Юки заболела, отчего Ксавье не стоило беспокоиться, что проворная одногруппница сможет подловить его возле столовой и ненавязчиво ухватить за локоть, чтобы повести за собой. Сильверстайн действительно был в восторге от ее обедов, но считал неправильным оставлять девушку без них, даже если та столь рьяно их предлагала.

Поэтому, так как свободного времени, не занятого желанием других общаться, стало намного больше, Сильверстайн мог со спокойной совестью потратить его на раздумья о новом проекте, который в этот раз был связан с музыкой: преподаватель говорил так проникновенно, что юноша действительно поверил ему, словно взять интервью просто… и осекся. Во-первых, в кругу его знакомых не было ни одного музыканта, а вариант с привлечением Шики находился под запретом, даже не думая и носа казать из-за запертой двери. Во-вторых, он даже определиться не мог с направлением музыки и списком подходящих вопросов, которые могли бы наиболее полно охарактеризовать творчество какого-нибудь коллектива. Те, словно неугомонные звери, убегали в разные стороны и никак не хотели ловиться, выскальзывая из рук, отчего надежда на выполнение задания таяла, словно снежный ком в теплых руках. Однако совсем упасть духом юноша не смог, поскольку на помощь пришел уже другой одногруппник, прекрасно осведомленный о душевных проблемах Ксавье, – быстро и оперативно был разыскан необходимый материал, а Сильверстайн крепко держал в руках заветный адрес, по которому ему нужно было прийти.

До этого задача с интервью казалась ему не такой пугающей, хотя и кусачей – ему не нужно было иметь хорошее воображение, чтобы различать ряд острых зубов и оскал, ведь работа предстояла не из легких. Например, постучать в дверь, и сделать это уверенно, чтобы находящейся за ней человек, а то и вовсе несколько, не подумал, что к нему пришел робкий посетитель, кем юноша и являлся, даже этого не скрывая. Испуг во взгляде, столь явственно пробирающийся в трепыхающееся сердце, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди и убежать, сознание окутывал практически полностью, для убедительности оставляя жалкие крохи, - кончики пальцев мелко дрожали, а плотно сжатые губы вовсе потеряли здоровый оттенок. Ксавье не имел понятия, найдет ли в комнате нужного ему человека, и что сделает, если тот окажется не один, какие слова стоит произнести и как себя повести, чтобы расположить и настроить на нужный лад. Ведь мысли путались даже в голове, а перед глазами вальяжно проплывали желтые круги, нагоняя еще больше страха, - Сильверстайну было не только страшно, но и жарко, отчего юноша периодически вытирал ладони об одежду, стараясь делать это незаметно. Ему даже перед дверью стыдно было за свою нерешительность, что треснула с тихим хрустом, когда костяшки коснулись деревянной поверхности, разрушив подобие неловкой тишины.

Выбранная им группа была новой и не такой уж известной, а опрашиваемые лишь пожимали плечами, когда знакомый утверждал, что в определенных кругах ее любят, в шутку добавляя, что самому юноше в этом никогда не убедиться. Почему – Ксавье так и не понял, но решил поверить, скрепив столь странный союз неловкой улыбкой. Правда, та практически сразу пропала, когда головы коснулась чужая ладонь, бесцеремонно обращаясь с конструкцией из волос, сооружаемой с утра из непослушных после душа прядей, - ее тут же заменили румянец и испуганный взгляд, которые и сейчас, перед дверью, дали о себе знать. Сердце так вовсе выпорхнуло на короткое мгновение из груди, заставив моргнуть и сглотнуть, – за дверью все же кто-то оказался, а юноша отчего-то посчитал неправильным отрывать людей от дел. Однако же уже оторвал, отчего, выдохнув и крепче вцепившись в ручку, потянул дверь на себя, осторожно заглядывая и позволяя себе сначала просунуть лишь нос, усыпанный веснушками, а потом и голову. Улыбка, что до этого не могла появиться на губах, вновь возникла, а Сильверстайн уже было открыл рот, но закрыл и виновато посмотрел на студента, совсем позабыв отрепетированную речь.

- Я… эм… ну, то есть… - он отвел взгляд, еще сильнее сжав ручку, и уставился в пол, надеясь там найти подсказку, или хотя бы в рыжем локоне, оказавшемся в плену пальцев, стоило только юноше сбиться с намеченного курса и занервничать еще больше. – Кхм, извините. Мне сказали… один человек… знакомый с моего факультета сказали… сказал, то есть, что Вы можете мне помочь. С факультета журналистики… Вы вряд ли знаете или знаете… ну… то есть… Он сказал, что Вы играете в группе, а у нас задание… проект… нам задали проект, связанный с музыкой… Я не хотел беспокоить, но я… я не так уж много знаю исполнителей, а мне нужно сделать интервью. Если Вас не затруднит, можно мне взять у Вас интервью? Это недолго, - быстро заверил Ксавье, испуганно взглянув на Шимицу, словно боясь разубедить потоком информации и доставить неудобства.

Дверная ручка, все еще сжимаемая для надежности, не стенала, однако нагрелась, пытаясь подсказать юноше, что стоит сделать еще один шажок вперед и войти в помещение, продолжив беседу. Правда, намека Сильверстайн не понял, переминаясь с ноги на ногу и борясь с желанием, извинившись и сделав вид, что стал приведением, попятиться назад и убежать подальше. Желательно в свою комнату, поближе к книжкам, которые его точно поймут, но нет же, ему приходилось находиться в незнакомом месте, кусать губы и надеяться, что его не выставят и не подумают издеваться, как делали некоторые, считая, что веснушки людей лишь портят, рыжие волосы привлекают лишнее внимание, а недостойное поведение делает юношу посмешищем.